ИЕРОМОНАХ ИГОРЬ (ВАСИЛЬЕВ): "ОТ СПАСЕНИЯ ДУШ МОИХ ДУХОВНЫХ ЧАД ЗАВИСИТ МОЕ СОБСТВЕННОЕ СПАСЕНИЕ"
Ущелье между горами Кавказа, по дну которого протекает река Баксан, украшает каменный, с большим крестом 
православный Георгиевский храм города Тырныауза. Этот некогда процветавший моногород — районный центр Эльбрусского района Кабардино-Балкарии — настоятель храма иеромонах Игорь (Васильев) считает одним из форпостов христианства в отдаленном уголке России. В интервью «Журналу Московской Патриархии» священник рассказал, как в их храме проходят будни и праздники, как он освящал высочайшую вершину Европы Эльбрус и при каких обстоятельствах постриг в монахи страшного разбойника и бандита, отсидевшего десять лет в колонии за многочисленные убийства.
Монах с горы
— Отец Игорь, вы стали настоятелем Георгиевского храма уже больше десяти лет назад. Как случилось, что вы озглавили приход в столь молодом возрасте — фактически в 30 лет?
- Я местный, родился в Кабардино-Балкарии. Крестился в сознательном возрасте, после армии. Но тогда осознанно в Церковь не вошел, настоящим православным христианином не стал. Несколько лет провел вдали от дома, а в 1999 году вернулся в Тырныауз. Там уже совершались богослужения, возник православный приход. Я стал его прихожанином, через некоторое время настоятель священник Игорь Розин благословил меня нести послушания чтеца и алтарника. А в 2001 году отца Игоря убили. Случилось это 13 мая прямо в храме после Литургии, в день памяти святителя Игнатия Кавказского.
— Убийцу нашли?
— Да, им оказался исламский фанатик из числа ваххабитов. Он сразу сдался властям и объяснил, что хочет за свое деяние попасть в рай. Его признали невменяемым и несколько лет принудительно лечили, но теперь он уже давно на свободе. Со всей неотвратимостью встал вопрос: кто продолжит священническое служение отца Игоря. И нам, прихожанам, и священноначалию было очевидно: по своей воле в Тырныауз вряд ли кто-то поедет. Направлять же священника на наш приход, где, вполне вероятно, он мог пострадать, видимо, ни у кого рука не поднялась. В общем, через три недели меня постригли в монахи, а на сороковины отца Игоря я вернулся в Тырныауз из епархиального управления уже иеромонахом.
Сейчас вспоминаю те дни со сложной смесью удивления и потрясения. Действительно, я ведь и в Церкви-то на тот момент был всего полтора года. Не знал толком ни Устава, ни богослужебного строя и вот так «скоропостижно» стал пастырем. Но тогдашний митрополит Ставропольский и Владикавказский Гедеон (Докукин; †2003) при рукоположении благословил такими словами: «Господь всё управит, без Его воли ничего не происходит, а с Его помощью всё получишь». Конечно, по молодости меня обуревала тщеславная жажда подвига. Ну сколько, думал, я прослужу на этом месте, пока меня не убьют вслед за моим предшественником? Неделю? Месяц? А вон как вышло: 14-й год, слава Богу, уже идет. Успел и Ставропольскую духовную семинарию окончить еще в 2005 году, заочно.
— Как устроена жизнь православной общины в столь неспокойном месте Кавказа? Кто ваши прихожане и сколько их?
— Тырныауз — это центр Эльбрусского района в Баксанском ущелье. Он возник незадолго до Великой Отечественной войны, а его градообразующим предприятием десятилетиями был горно-обогатительный комбинат. Предприятие, которое добывало вольфрамовую и молибденовую руду, работало в основном на оборонный комплекс и всю советскую эпоху, как говорится, жило — не тужило. Приглашали туда самых лучших специалистов со всей страны. Поэтому исторически в Тырныаузе — городе по советским меркам мелком, с населением в лучшие годы 25–30 тыс. человек — преобладало русскоязычное население. Когда же с развалом Советского Союза комбинат закрылся, фактически все, кто мог, уехали. Сейчас тут живет около 15 тыс. человек — в основном те, кто пришел из соседних аулов и занял освободившиеся квартиры.
Русскоязычных осталось около четырех тысяч человек. Это пенсионеры или семьи, у которых в других регионах нет ни ближайших родственников, ни домов, ни квартир. Вот из верующей их части — в основном людей уже немолодых — и состоит наш небольшой, но очень дружный приход.
— Чем занимаются главы семей? Где работают и как выживают?
— С работой в Тырныаузе тяжело. В основном мужчины активного возраста пополняют число вахтовиков: уезжают в дальние края и присылают семьям деньги. Молодежь тоже находит место в жизни с большим трудом. Если молодой человек или девушка уезжает учиться, домой, как правило, уже не возвращается. К этому стоит добавить, что, даже по официальным данным, наш район, граничащий с Грузией, — один из самых взрывоопасных на Кавказе. Режим контртеррористической операции здесь объявляют чаще, чем где-либо еще. Чуть спокойнее стало, быть может, последние два года. А еще в середине 2000-х годов доходило до того, что, например, неформального лидера местных казаков расстреляли на пороге его собственной квартиры.
— Как же в таких непростых, практически враждебных условиях живет и выживает община? Каким образом вы охраняете храм и обеспечиваете безопасность прихожан?
— Надеемся на помощь Божию и только ею живем. По организации общины, по ее устроению с церковно-административной точки зрения наш приход мало чем отличается от аналогичного прихода где-нибудь в провинциальном городке средней полосы. Зато у нас гораздо сильнее ощущаются единство, сплоченность православных верующих. Хотя богослужения совершаются не каждый день, в службах мы ничего не опускаем и не сокращаем. Всенощные бдения Пасхи, Рождества Христова и Крещения Господня (а иногда и других больших праздников) служим ночью. Бывает, братия из других приходов недоумевает: а нужно ли это? Убежден: обязательно нужно. В тех условиях, в которых существует наша община, пастве жизненно необходимо вот таким явственным образом ощущать помощь Божию. Потому что надеяться им, кроме как на Господа, больше не на кого. Что, разве единственный сторож защитит их от бандитов, буде те решат наведаться в церковь? Полиция… Наряды, конечно, охраняют храм. Но всего четырежды в году: кроме перечисленных праздников еще на Радоницу.
Приход
— О современной Церкви часто говорят, что основное ее предназначение в потерявшем христианские ориентиры мире — миссия. В чем вы видите миссионерское предназначение вашего прихода?
— На мой взгляд, для нас успех миссии уже в том, что мы существуем. Быть может, это громко прозвучит, но мне и наш, и другие такие же храмы на Кавказе видятся своеобразным форпостом христианства в этой части России. Даже внешне мы стараемся продемонстрировать здравое позитивное миролюбие нашей веры, нашей Церкви. Тырныауз зажат в ущелье меж горами, по дну которого протекает река Баксан. И Георгиевский храм — каменный, с большим крестом, с иконой Божией Матери на апсиде с внешней стороны — украшает собой, пожалуй, самую живописную точку его главной улицы — Эльбрусского проспекта. Летом силами прихожан обязательно разбиваем цветники. Добиваемся, чтобы наш православный «островок» благоухал на общем городском фоне, если откровенно, не очень чистом и в коммунально-бытовом смысле основательно запущенном. «Русская церковь — единственное место в городе, рядом с которым приятно проходить», — не раз приходилось слышать от местных жителей-балкарцев.
— А помощь старикам, рассказы о Православии в детских садах, воскресная школа?
— Мы всем этим, конечно же, в меру сил занимаемся. Но город наш маленький, а община напоминает скорее приход большого села. Формализовать приходскую деятельность необходимости нет. Все и так знают, кому нужна поддержка, к кому можно обратиться с той или иной просьбой. Слава Богу, помещения дома причта при храме обеспечены всем необходимым. Здесь даже можно предоставить временный кров оказавшемуся в кризисной ситуации прихожанину, паломникам или просто нуждающемуся человеку.
— Сколько детей занимается в воскресной школе?
— Увы, в этом году группу мы набрать не смогли: русских в городе всё меньше. Правда, к счастью, сейчас богослужения посещают несколько девочек. Заметно, что веру Христову они принимают всем сердцем. По крайней мере в храм их не родители (сами неверующие) побуждают ходить, а собственное устремление. Но их очень мало, чтобы претендовать на полноценную воскресную школу.
— Но ведь ваш храм действует уже полтора десятка лет. Неужели за эти годы не удалось воспитать пусть небольшое, но всё же заметное ядро молодых семей, у которых появились бы собственные дети?
— Как я уже замечал, почти все из подрастающего поколения уезжают. Есть и еще одна неприятная тенденция, с которой справиться пока не удается. Юные христианки выходят замуж за местных мусульман и принимают ислам. С одной стороны, это, конечно, говорит о том, что православная вера в их сердцах не пустила глубоких корней. С другой стороны, если посмотреть на проблему житейским взглядом — а за кого еще в Тырныаузе из молодых мужчин им выходить?
— А воскресная школа для взрослых?
— Каждый богослужебный день для нас и есть школа. Мы стараемся всем приходом проживать каждый дарованный Господом день, каждый христианский праздник. Тем живем и спасаемся. Возьмем для примера воскресенье. Богослужение, как правило, начинается в семь часов с утреннего молитвенного правила. Это очень удобно, тем более с учетом небольших расстояний Тырныауза: каждый член общины проснулся, в своем доме привел себя в порядок и пришел в храм для молитвенного общения. Затем обязательно вместе читаем правило к причащению. Литургия заканчивается обычно в половине первого, после нее — совместная трапеза. Летом в хорошую погоду выбираемся на природу. Стараемся найти живописное место в горах, тем более до них в буквальном смысле рукой подать. Беседуем, радуемся жизни, во всем ищем Бога.
Природа благословенного Кавказа очень к этому располагает. Места вокруг красивейшие. Однажды их величие привело к мысли освятить Эльбрус — высочайшую вершину Европы. И вот в 2011 году, на праздник Преображения Господня, по благословению епископа Пятигорского и Черкесского Феофилакта после тяжелого пятидневного восхождения, предпринятого вместе с небольшой группой православных христиан из разных городов, состоялась эта ни с чем не сравнимая Божественная литургия на восточной вершине Эльбруса. Служили мы ее при ухудшающейся погоде, в облаках на 5620-метровой высоте, при сильном ветре, в продуваемой и зыбкой палатке. Но при пении «Милость мира...» небо прояснилось, наступил полный штиль (что здесь если и бывает, то крайне редко), и Эльбрус заиграл всеми красками летнего солнца.
— В чем вы видите вашу основную задачу как духовника? Как и чем поддерживаете духовное состояние паствы?
— Пожалуй, в силу моей молодости и неопытности мне трудно назвать себя настоящим духовником, хотя по воле Божией я и исполняю это послушание. Господь устроил так, что от спасения душ всей моей паствы, каждого прихожанина в отдельности зависит и дело спасения моей души. Стараюсь ни при каких обстоятельствах не забывать, что именно с этими людьми предстану на суд перед Господом. Поэтому всё, что в моих силах, стараюсь для них делать.
— О чем конкретно идет речь? С чем непосредственно к вам приходят православные жители Тырныауза?
— Со всеми житейскими бедами, скорбями и невзгодами, только с поправкой на региональную специфику. Взять хотя бы ту же социальную деятельность. По сути, каждодневная жизнь нашего прихода и есть та самая социальная работа, которая заключается не в осуществлении громких проектов и «подведении итогов», а в том, чтобы помочь конкретному человеку: например, дать денег, чтобы просящий смог залатать текущую крышу, или помочь прихожанину устроить свадьбу. Да мало ли таких дел! Вот живет у нас сейчас при храме 30-летняя православная христианка Вероника с тяжелой судьбой. Уверовав во Христа в сознательном возрасте, она решила уйти в монастырь. На пользу ей это не пошло: у нее повредился рассудок. В больницу ее не берут (да и вряд ли там ей помогут). Ее родители — давно разведенная пара (мать на Украине, отец в Ростове-на-Дону) — тоже не знают, что с ней делать. Кому она нужна, если не нам? Еще пример. Из соседней с Тырныаузом исправительной колонии строгого режима освободился по отбытию срока заключения гражданин Грузии, православный христианин. Вышел на волю со справкой об освобождении и тремя сотнями рублей — и прямиком к нам. Куда нам его направить? Ни грузинская сторона, ни Федеральная миграционная служба России в его сторону поначалу даже не смотрели. Больше года, пока продолжалась бюрократическая волокита, мы его опекали. А это, помимо прочего, серьезные финансовые затраты. Несколько раз нашему подопечному приходилось ездить в Москву — между прочим, за 1700 км, — чтобы лично писать заявления и объясняться с чиновниками. Слава Богу, ему в итоге всё же удалось попасть в Грузию законным способом, с удостоверением личности и всеми положенными процедурами.
— Теперь вы окормляете еще и заключенных этой колонии и являетесь духовником созданного в ее стенах Братства во имя священномученика Фаддея, архиепископа Тверского. С чего начиналась эта деятельность?
— Тоже с конкретного человека. Около десяти лет назад из колонии освободился один заключенный, пришел к нам в общину и стал прихожанином тырныаузского храма. Но, к сожалению, не удержался — снова угодил за решетку (что довольно часто происходит). Впервые в колонию я отправился к нему. И там увидел, что «на зоне» множество людей, которым тоже нужны свет и истина.
— Насколько я понимаю, это «место не столь отдаленное» от города не так уж и близко?
— Поселок Каменка, где находится исправительная колония № 3, расположен более чем за сотню километров от Тырныауза, так что бывать там чаще одного раза в месяц не получается. Колония большая, рассчитана на тысячу с лишним человек. Но сейчас ее заметно разгрузили: осужденных впервые отправили в другие места. Остались только рецидивисты. Не могу сказать, что начальство колонии встречает меня с распростертыми объятиями. А сначала достичь взаимопонимания и вовсе не получалось. Охранники старались демонстративно досмотреть меня, допытывались, не несет ли «этот поп водку в широких рукавах». Но это мелочи, хотя и неприятные. Гораздо серьезней другое: администрация выделяла на службу и на всё общение с заключенными всего час. Как можно за это время успеть исповедовать 15–20 человек (а некоторых и причастить), за каждым из которых — тяжелейшие грехи вплоть до убийств?
В 2005 году мы решили создать Братство во имя священномученика Фаддея. Я регулярно ездил к подопечным, исповедовал и причащал их, вместе с ними молился. А потом ситуация понемногу начала выправляться. Сменили начальника колонии: новый если не помогал, то хотя бы уже не мешал. Более того, выделил комнату, где мы совместными усилиями обустроили храм. Правда, совместные усилия начинались только за колючей проволокой, а еще надо было приобрести, доставить и внести стройматериалы, и сделать это было некому, кроме как нам с водителем. Но с Божией помощью мы за счет нашего прихода — на рубли простых бабушек и благодетелей — создали храм и в ноябре 2007 года освятили его в честь священномученика Фаддея. Не всё, конечно, складывается идеально. Оглядываясь, вижу: девять лет назад, когда мы стояли в самом начале пути, энтузиазма у осужденных было куда больше. Когда же храм построили и освятили, когда вместо таскания досок потребовалось перейти к постоянной работе над собой, к духовному росту, рвение и горение в глазах начали угасать.
Разбойник Андрей, монах Фаддей
— Сколько заключенных в колонии сейчас под вашей постоянной духовной опекой?
— Около десяти. Но регулярно исповедуются и причащаются еще меньше. Некоторые примеряют роль «сочувствующих»: ждут меня и выстаивают службу в первую очередь для того, чтобы потом за чаепитием просто излить душу. Ну и слава Богу: что нам чая, что ли, жалко?! Раз попили чаю вместе, два, три — глядишь, у него сердце и оттаяло.
— Как за решеткой проходит говение? Требуете ли вы от причастников держать пост?
— Обязательно. Другое дело, что еда на зоне из общего котла. Так что есть только растительную пищу или, допустим, рыбу там возможности нет: что приготовили, то и ешь. Но из собственного произволения говеющие ничего скоромного во время подготовки к причастию в пищу не употребляют. Да и курить нельзя.
Для нас очень важно, что с ними станет после освобождения. Этот переход, кстати, всегда болезненный. Строгие условия для этих людей — страшных преступников, в которых подчас очень трудно увидеть образ Божий — бывают полезны. Если человек в заключении обращается к Богу не на словах, если он действительно работает над собой, то становится удивительно искренним, с ним легко общаться. А вот когда он возвращается на волю и попадает под дурное влияние, сил сопротивляться часто не хватает. Бывает, он борется, борется, а потом мы узнаем: погиб из-за передозировки наркотиков, как случилось с одним братом. Другой — Александр, благодаря которому я как раз впервые познакомился с заключенными — тоже не удержался: пьяный разбился насмерть. Но есть и множество позитивных примеров. Первый староста нашего братства — Владимир Полушкин — отсидел 15 лет. Одну треть этого срока провел «на крытой тюрьме», то есть на особо строгом режиме. Надо еще понимать, что на зоне никто не отменял тюремных «понятий». А в храм приходили и так называемые обиженные. По «понятиям» касаться с ними одних и тех же предметов нельзя. И вот Володя, а за ним и все остальные спокойно причащались из одной Чаши, одной лжицей с этими заключенными! Я был свидетелем, как «смотрящие» присылали наблюдателя, чтобы как-то разобраться в этой ситуации. Но нам молиться этот наблюдатель не помешал, а Володя свою правоту отстоял. Он освободился, по милости Божией всё у него сейчас хорошо: живет под Краснодаром, женился. Супруга — регент церковного хора, двое детей.
Но вот сейчас в нашем братстве такого же благоговейного, благочестивого лидера нет. Хотя интересные люди попадаются. К примеру, офицер-десантник из элитного разведподразделения. Судя по его рассказу, во время сербской войны он служил на территории разваливавшейся Югославии. Остался там, женился на сербке, появились дети. А потом вся его семья погибла от рук террористов. Сам же он, вернувшись на родину, оказался обвинен в тяжком преступлении — впрочем, как сам он заявляет, по оговору.
— Как вы исповедуете заключенных? Побуждаете к самостоятельному перечислению грехов или задаете, так сказать, наводящие вопросы?
— По-разному. Всё это сильно зависит от личности человека, который стоит у аналоя. Большинство из них, как мне кажется, называет свои грехи вполне осознанно, искренне раскаиваясь в содеянном.
— Приходилось ли вам сталкиваться с исповеданием тяжелого греха, который является уголовным преступлением и за который осужденный не понес наказания? Что вы как священник делаете в таком случае?
— Мне в Братстве священномученика Фаддея такие грехи ни разу не исповедовали. Вообще-то ваш вопрос звучит несколько идеально. Ведь каждого заключенного к исповеди надо подводить индивидуально. Это же не как очередь в приходском храме, где десять-пятнадцать минут — и готово. Исповедь заключенного — результат длительной совместной работы, часто с неочевидным результатом.
— Что вы сделаете, если на исповеди заключенный вам признается в преступном грехе, за который он не понес заслуженного наказания?
— Не знаю. Вас интересует, направлю ли я его тут же к начальству колонии? Наверное, такое условие кающемуся ставить не буду. Вопросы его взаимоотношений с государством — отдельная тема. Кто я такой, чтобы внедряться в нее? Я хоть и монашествующий священник, а сам человек недостойный и грешный. Чем я лучше их? По какому праву мне брать на себя роль судьи? Пусть уж такой кающийся, если нашел в себе силы исповедовать это священнику, самостоятельно признается правоохранительным органам.
— Насколько часты в колонии крестины?
— Мы крестим несколько человек в год. Практика подготовки к этому таинству обычная. С каждым провожу как минимум одну беседу, чтобы человек понимал, зачем и во имя Кого он крещается. Если к следующей встрече искреннее желание креститься сохраняется, проводим таинство.
— Была ли у вас в колонии такая исповедь, которая особенно запала в душу? Быть может, помогла найти особый подход к заключенным, взглянуть на них другими глазами?
— Пожалуй, это исповедь Андрея Головко — страшного разбойника и душегуба, осужденного за многочисленные преступления на 20-летний срок. Когда я впервые исповедовал и причащал его, он уже три года был болен раком и сахарным диабетом. Поразила глубина его покаяния. Во время первой исповеди предложил ему — как, собственно, и советую каждому — вспомнить всю свою жизнь, подготовиться к генеральной исповеди. И когда раб Божий Андрей с радостью согласился, я подумал, что этот человек, его духовный путь, испытания, через которые он прошел, опыт его личных встреч с Господом — всё это могло бы послужить хорошим примером для других. Примером, с одной стороны, покаяния, а с другой — милости Божией и любви Бога к человеку. Это могло бы помочь укрепиться в вере хотя бы некоторым.
И вот я предложил Андрею запечатлеть его исповедь — точнее, пространный отрывок из нее — на видеокамеру. Он согласился. Позднее этот материал вошел в фильм «Разбойник», подготовленный нашей приходской студией «Красотагоре».
— Сказать, что ваш фильм взорвал Интернет, наверное, нельзя. Всё же каждый может свободно посмотреть его в Сети. Но неужели в эту ленту вошел фрагмент настоящей исповеди?
— Конечно. Постановочных кадров там нет. Это было Великим постом. Андрея принесли в тюремный храм на носилках (сам он ходить уже не мог). Оглашение его исповеди в фильме благословлено духовником и осуществлено с согласия самого Андрея.
— А вскоре в его жизни случилось удивительное событие: он принял монашеский постриг…
— Не так уж и вскоре. С просьбами о постриге Андрей обращался к правящему архиерею не раз. Ответа не было, время шло. И вот наконец после очередной просьбы, переданной мною в письме лично в руки архиепископу Ставропольскому и Владикавказскому Феофану (ныне митрополит Челябинский и Златоустовский), Андрей получил положительный ответ. Владыка Феофан благословил постричь его в монахи под мою личную духовную ответственность. Стали готовиться к постригу в колонии. К этому моменту опухоль на его левом плече уже пустила метастазы по всему телу.
А 31 декабря 2009 года произошло маленькое чудо. В день памяти священномученика Фаддея, небесного покровителя тюремного храма и братства колонии, Головко совершенно неожиданно актировали: суд принял постановление об его освобождении по медицинским показателям. И вскоре в тырныаузском Георгиевском храме Андрей Головко стал монахом Фаддеем.
— Невозможно спокойно смотреть кадры фильма «Разбойник», когда ваш постриженик, по древней монашеской традиции, обходит, еле передвигаясь на костылях, тырныаузский храм, где совершился постриг. Наверное, самое суровое и бесчувственное сердце в этот момент не может не дрогнуть. Но, как понятно из закадрового комментария, искушения Фаддея на этом не закончились.
— Жить ему оставалось около двух месяцев. Он уехал к себе домой за 120 км, в город Прохладный. Его родная мама, не желавшая видеть и осознавать очевидного, надеясь, что болезнь отступит, резко выступила против пострига. Даже заявляла в милицию, что я будто бы похитил ее сына. Как теперь ясно, она предполагала, что на воле сын выздоровеет, женится. В общем, к физической боли монаха Фаддея добавились духовные искушения. Я навещал его дома, исповедовал и причащал. И думаю — по крайней мере мне очень хотелось в это верить — он справился со своими искушениями достойно.
— Не может не прийти на ум широко известная русская народная песня об атамане Кудеяре, ушедшем в Соловецкий монастырь. Самой, пожалуй, загадочной ее строчкой мне всегда виделись слова «Вдруг у разбойника лютого совесть Господь пробудил». Как это — вдруг? Почему именно у Кудеяра, ставшего в монашестве Питиримом, а не у других его товарищей по разбойничьей шайке? Что предшествовало этому «вдруг»? Отец Игорь, может быть, вы нашли ответы на эти вопросы?
— Возможно, я разочарую вас, но такого дара у меня нет. Духовная жизнь — столь сильная тайна за семью печатями, что постичь ее закономерности, тем более применительно к другому человеку, нам не под силу. Даже мне самому, несмотря на то что я священник, подчас удивительны и неожиданны события на моем собственном духовном пути. Что уж говорить о других!
"Хочу освободиться хотя бы за десять дней до кончины, чтобы успеть всё сделать по-христиански"
Из дневника монаха Фаддея (Головко)
Документальной фильм о судьбе покаявшегося разбойника Андрея Головко, постриженного незадолго до смерти в монашество с именем Фаддей, студия «Красотагоре» выпустила ограниченным тиражом, не предусматривающим ни рекламное, ни коммерческое его распространение. Однако он доступен в Интернете. Но обладатели диска могут еще прочитать «Дневник Андрея Головко» — небольшую брошюру, вложенную в упаковку. Это наполненные пронзительным воплем перед Господом о своих грехах, радостью от встреч с Богом и безмерным упованием на милость Божию дневниковые записи Андрея из двух больших общих тетрадей, которые он вел по совету иеромонаха Игоря (Васильева) в последний год своей земной жизни, а также отрывки из нескольких писем священнику. Конечно, публикуемые отдельные дневниковые фрагменты не позволят ощутить физических и нравственных искушений и страданий писавшего эти строки героя — в годы первой чеченской кампании бравого кадрового спецназовца, потом гангстера-рецидивиста по кличке Киллер. Однако, возможно, эти строки помогут почувствовать глубину христианской веры человека, всего за несколько лет до того невинно загубившего несколько человеческих жизней.
3 января 2009 г., суббота. Боль, боль, боль… Не буду никого обвинять, но боль сегодня у меня была такая, что слезы у меня сами текли из глаз. И долго не мог остановить, пока не отпустила боль. И, ковыляя от медсестры обратно, чтобы никто не видел моих слез, я низко опустил голову. Предлагали помочь дойти до палаты, но я благодарил и отказывался, чтобы эти хорошие люди не увидели моих слез. Такой большой, а плачет. А говорят, зона — сборище негодяев. Да, много плохих, но есть действительно чистые в душе люди. Телесная боль, конечно, тяжела, и не каждый в силах ее вынести, но во сколько тяжелее душевная боль и продолжительней, и нет от нее облегчения и спасения! Только, на мой взгляд, спасение — православная вера, но это только на мой взгляд, и я навязывать его никому не буду. Так сегодня прихватило меня, что хоть суббота и банный день, а в баню я пойти не смог. Перед сном читал Евангелие от Матфея.
17 февраля 2009 г., вторник. Мы в этой жизни скитальцы по этому миру. Но я сейчас прекрасно понимаю, что шел не тем путем, каким мне было предначертано идти. Я шел туда, куда звали страсти этого мира, шел путем греха и злобы. И благодаря Господу и моему Ангелу Хранителю я под конец своего пути снова вернулся на путь, предначертанный мне Господом. Сейчас я прекрасно понимаю тяжесть своего падения и понимаю, что желание искреннее стать монахом — это не мое, но от Господа. Я надеюсь, что это Он призывает меня. Ведь Он пришел в этот мир не ради здоровых, а ради больных.
8 апреля 2009 г., среда. Хочу пораньше освободиться, хотя бы за десять дней до кончины, чтобы успеть всё сделать по-христиански. Сильная слабость. Встал в 17 часов, заварил чаю, попил, прочитал пятисотицу. После проверки пришел из зоны осужденный. Хоть к нему все относятся с брезгливостью за его образ жизни, я с ним попил чаю, поговорил. Ведь какое я имею право брезговать общением с этим грешным человеком? Его пороки на виду у всех, он сам о них рассказывает, а мы… И худшие грехи мы прячем внутрь себя, показывая только свою добропорядочность, а копни любого из нас поглубже — и окружающие брезгливо отпрянут от нас за наши помыслы и поступки. Защити, Господи, грешного раба Твоего от любого осуждения! Пресвятая Богородица, Матерь Божия, заступись за меня!
22 апреля 2009 г., среда. Сегодня у соседа по больнице разбили кружку. И хоть он и говорит, что он протестант, я к нему отношусь как к созданию Господа моего. Он так расстроился, что ничем не могли его утешить. А я взял два маленьких кусочка хлеба, намазал самодельной засоленной икрой из живой рыбы и с помыслами о Боге угостил его, говоря, что это не просто хлеб с икрой — это утешение духовное. Он поел и успокоился, все хорошо!
24 августа 2009 г., понедельник. Надел крест деревянный на шею с распятием, который привезли из Иерусалима в наборе паломника. Даже и не знаю, то ли это помог крест из святого города, то ли Ангел мой Хранитель понес телесные мои скорби, — мне стало легче. Прочитал утренние молитвы и пятисотицу на четках. Потом побрился, не хочу опускаться и казаться в глазах окружающих меня несчастным и опустившимся. Пусть видят, что даже в таком состоянии я полон оптимизма.
6 октября 2009 г., вторник. Встал утром рано, выпил святой воды и прочитал утренние молитвы и на четках пятисотицу. Потом разбудил мусульман на утреннюю молитву. Это мы, христиане, можем молиться в любое время суток, а им нельзя опоздать даже на одну минуту. Спасибо Тебе, Господь мой, что учишь меня, грешного, и тщеславного, и гордого раба Твоего, смиренному отношению ко всему в этом мире. Конечно, я слаб и часто недоволен своими делами и поступками, и Ты, Отец мой Небесный, печалишься обо мне, грешном. Прости мя, недостойного Твоих щедрот и милости!
Последнее письмо своему духовному отцу иеромонаху Игорю Андрей Головко — тогда еще мирянин — написал вскоре после освобождения 10 января 2010 г.:
«Очень хотелось бы принять монашеский постриг, но на все воля Господа. Если вы, батюшка, все же решите осчастливить меня и постричь в монахи, то хочу предупредить, что у меня случилась еще одна беда: моя мать дерется с пустотой и ругается с кем-то невидимым. Прошу Вас, если можно, приехать ко мне, освятить дом и как-нибудь незаметно для нее самой ей помочь. Конечно же, я молюсь, но что может такой грешный и окаянный раб Божий? Я догадывался, как вам тяжело в миру. Но здесь еще тяжелее, чем я ожидал: все изменилось, все думают только об удовольствиях, забыли о том, как жили их деды и во что верили. Молюсь и читаю пятисотицу тоже на ваших четках, постепенно вхожу в ритм новой для меня жизни, в которой меня не было десять лет. Не забываю вести свой дневник. Как-нибудь надо собраться и продолжить, а может, и окончить с видеосъемкой, пока есть у меня время и силы. Господь для этого и вывел мя, грешного, из темницы».
