В церковной среде под термином «диптих» чаще всего понимается упорядоченный список Поместных Автокефальных Православных Церквей и, соответственно, последовательность поминовения их Предстоятелей во время богослужений. На основании диптиха распределяются места при сослужении глав и представителей Церквей, а также во время их присутствия на соборах, всеправославных форумах и других совместных мероприятиях. Таким образом диптих является одной из основ церковного этикета.
На формирование современного диптиха оказали влияние различные факторы: древность Церквей, хронологическая последовательность провозглашения автокефалий, политическое значение городов с кафедрами первых епископов.
В настоящее время диптихи, принятые в разных Церквах, порой отличаются друг от друга. Этот вопрос становится порой камнем преткновения и предметом для полемики.
Об истории образования диптиха и о месте в этом списке Русской Православной Церкви рассказывает известный канонист и церковный историк, профессор Московской духовной академии протоиерей Владислав Цыпин.
***
Первоначально диптихами (от греч. дис – «дважды» иптиссо – «складываю») назывались две продолговатые дощечки из дерева, кости или металла, складывающиеся вместе, подобно книжному переплету. Такие изделия известны были у греков и римлян издревле, но название «диптих» они получили только во времена святого Константина Великого, ранее они назывались у грековпинакес, а по-латыни – tabulae, codices, codicilli. Поверхности дощечек диптиха покрывались воском, и на них удобно было писать или царапать стальной заостренной палочкой – стилем. Подобные диптихи употреблялись древними греками и римлянами в качестве записных книжек.
Особым видом диптихов были так называемые консульские диптихи, они отличались значительным размером и делались из слоновой кости. На внутренних поверхностях диптиха помещался список консулов, начиная от первого из них Юния Брута и кончая тем, кто был изображен на внешней стороне, своего рода обложке, диптиха и по чьему заказу такой диптих был изготовлен. Некоторые из консульских диптихов были использованы впоследствии в качестве переплетных досок для напрестольного Евангелия и других священных книг. При этом их отделывали драгоценными камнями, золотом и эмалью. Большинство известных консульских диптихов сохранились благодаря подобной практике. В конце IV века стали, по подобию консульских диптихов, изготавливать изначально предназначенные для церковных нужд диптихи с изображениями Иисуса Христа, Божией Матери, апостолов, с иллюстрациями событий священной истории. На внутренних створках таких диптихов особенно часто помещались имена христиан для их церковного поминовения. В средние века в Византии, на Руси, а также на христианском Западе иконы Спасителя, Богородицы, апостолов и других святых стали наноситься не на внешние, а на внутренние стороны створок диптиха – это были уже так называемые складни, которые использовались благочестивыми христианами для молитвы пред ними, особенно в пути.
Но слово «диптих» в христианской Церкви уже с IV или V века стали применять не только к изделиям определенного вида, но и к самому содержанию текста, помещавшегося на таких изделиях, а именно к спискам имен христиан, предназначенным для церковного поминовения. Затем диптихами обозначались уже сами эти поминальные списки, независимо от их вида и того материала, который использовался для записи. В Церкви подобные списки употреблялись, естественно, изначально, уже в апостольский век, но диптихами их стали называть с тех пор, как для их написания стали использоваться двустворчатые дощечки, то есть не ранее IV века.
В Древней Церкви употреблялись диптихи разных видов:
– мартирологи – списки мучеников и других святых;
– крещальные диптихи, в которые вносились имена новокрещеных лиц;
– списки живых христиан, куда обыкновенно вносились имена местного епископа и иных архиереев, а также клириков и других членов общины;
– списки усопших христиан, в которые вносились имена преставившихся местных епископов, затем также епископов других, в особенности близлежащих, епархий, а также пресвитеров, диаконов и всех вообще клириков местной общины, скончавшихся православных государей и иных мирян, оставивших по себе добрую христианскую память;
– и наконец, епископские списки, куда вносились имена лишь епископов – отдельно усопших и живых.
Все такие диптихи читались за Божественной литургией. Включение в диптих имени клирика или мирянина было знаком церковного признания его христианских добродетелей; исключение из диптиха, ввиду приверженности к ереси, расколу, по причине иных церковных преступлений или особо тяжких грехопадений, – актом, подобным отлучению от Церкви, а при действительном отлучении исключение из диптиха производилось непременно.
Диптихи с именами усопших и здравствующих христиан, которые велись в кафедральных соборах, монастырях и на приходах и по которым совершалось их церковное поминовение, стали впоследствии по преимуществу называться синодиками. Другим видом современных диптихов являются частные помянники, которые подаются за проскомидией для поминовения на Божественной литургии живых и усопших родственников, друзей и иных православных. Диптихами такие помянники называются редко, хотя это именование этимологически обосновано тем, что подобные помянники складываются из двух списков, один из которых предназначен для поминовения о здравии, а другой – об упокоении.
В настоящее время термин «диптих» употребляется по преимуществу применительно к списку предстоятелей автокефальных Православных Церквей и в связи с этим к самому перечню этих Церквей, причем особое значение при употреблении этого термина имеет последовательность поминовения первоиерархов, обусловленная рангом возглавляемых ими автокефальных Церквей, местом каждой из них в этом перечне, или диптихе.
Ко времени Халкидонского собора сложился диптих первых епископов христианской Церкви: Римский, Константинопольский, Александрийский, Антиохийский, Иерусалимский. В таком порядке пять первых престолов перечислены в 36-м правиле Трулльского собора: «Определяем, да имеет престол Константинопольский равные преимущества с престолом древнего Рима и, якоже сей, да возвеличивается в делах церковных, будучи вторым по нем: после же оного да числится престол великого града Александрии, потом престол Антиохийский, а за сим престол града Иерусалима». Епископы этих пяти первенствующих престолов титуловались тогда патриархами. В IX веке сложилось своеобразное учение о пентархии, о том, что в Церкви может быть лишь пять патриархов (подобно тому, как есть только пять чувств) и вся вселенная должна быть поделена между ними. Теорию «пентархии» отстаивал Антиохийский патриарх Петр; его рассуждение на этот предмет было внесено в «Синопсис» Стефана Ефесского, а оттуда, через Аристина, – в «Кормчую» святого Саввы и, следовательно, в нашу печатную «Кормчую» (гл. 40). Сторонником этого учения был и знаменитый Вальсамон. Теория «пентархии», лишенная и канонических, и исторических оснований, давала впоследствии филетистам из Константинопольского Патриархата мнимые доводы в отстаивании церковной гегемонии над негреческими Православными Церквями. Тенденция, выразившаяся в этой теории, существует и ныне, она служит иногда причиной осложнений во взаимоотношениях восточных Патриархатов и Поместных Церквей, получивших автокефалию во II тысячелетии от Рождества Христова.
Между тем уже III Вселенский собор, подтвердив в своем 8-м правиле автокефалию Кипрской Церкви, которую оспаривала Антиохия, не оставил никаких разумных церковных оснований для развития учения об исключительных преимуществах пяти первых престолов христианского мира. Поучительно положение, которым оканчивается это правило: «То же да соблюдается и в иных областях, и повсюду в епархиях, дабы никто из боголюбезнейших епископов не простирал власти на иную епархию, которая прежде и сначала не была под рукою его или его предшественников; но аще кто простер и насильственно какую епархию себе подчинил, да отдаст оную: да не преступаются правила отец, да не вкрадывается, под видом священнодействия, надменность власти мирския и да не утратим по малу, неприметно, тоя свободы, которую даровал нам кровию Своею Господь наш Иисус Христос, освободитель всех человеков».
С точки зрения православной экклезиологии, все автокефальные Церкви равноправны, и место в диптихе не сообщает Поместной Церкви никаких преимуществ и привилегий в сравнении с теми Церквями, которые занимают последующие места в диптихе. В полной мере это относится и к Церкви, первенствующей в диптихе. Это только первенство чести, но не власти, и выражается оно лишь в первенстве пред престолом при сослужении первоиерархов Поместных Церквей, в председательстве на церковных соборах и на иных официальных собраниях, в первом месте в подписях под церковными актами, принимаемыми всеми или несколькими Поместными Церквями. Аналогичным образом и место в диптихе всякой другой Церкви определяет место ее предстоятеля в алтаре при сослужении с другими первоиерархами, а также место его подписи в последовательности подписей его собратий-первосвятителей.
На деле, однако, Римские епископы, первенствовавшие в древних диптихах, уже с VI столетия начали заявлять притязания на власть над всей кафолической Церковью, обосновывая их мнимым главенством первоверховного апостола Петра, «князя апостолов», как его называют на Западе, над другими апостолами. Но первенство чести Римской кафедры, однако, с точки зрения православной экклезиологии, лишено догматического значения, а каноническое его значение ограничивается именно первенством в диптихе, не имеющим никакого отношения к вселенской юрисдикции. На Востоке, который всегда оставлял за Римскими епископами первенство чести и видел в них защитников и хранителей Православия, притязания на главенство в Церкви не вызывали никаких церковно-правовых последствий, а вот западные Церкви постепенно, одна за другой, действительно оказались в юрисдикции пап.
Особенно упорное сопротивление папским притязаниям оказывала западная Африканская Церковь. Карфагенский собор включил в свои правила «Послание к папе Римскому Келестину» (424 г.), которое вошло во все своды канонов. В этом послании собор отвергает право Римского папы принимать апелляции на судебные постановления собора африканских епископов. Но после нашествия вандалов-ариан обескровленная Африканская Церковь оказалась вынужденной искать защиты у папы.
Между тем на Востоке (до Халкидонского собора) к первенству стремились Александрийские епископы. Заслуги святителей Афанасия и Кирилла в защите Православия, тесный союз Александрии с Римом, установившийся со времени святителя Афанасия, высокий авторитет александрийской богословской школы, превосходившей по своему научному уровню все остальные христианские школы империи – все это питало амбиции Александрийских пап. Но осуждение и низложение главы Александрийской школы Диоскора Халкидонским собором положило конец этим несостоявшимся притязаниям.
С конца IV века на первое место на Востоке выдвигается Константинопольский патриарх. Благодаря политическому значению столицы, Константинопольский патриарх, к которому первому из всех епископов обращался император, приобрел существенные преимущества. Он получил статус посредника между императором и другими патриархами. Являясь в столицу, Александрийский, Антиохийский или Иерусалимский патриархи могли представляться царю только после предварительного доклада у патриарха Константинополя. В конце VI века, со времени святителя Иоанна Постника, Константинопольские первоиерархи усваивают себе титул Вселенских патриархов, против чего тщетно протестовал святой папа Римский Григорий Великий. Еще более отчетливо значение Константинопольских патриархов как первоиерархов греческого Востока, подобных Римским патриархам латинского Запада, проявилось после того, как область Иллирика (занимавшая западную часть Балканского полуострова), в которой преобладало греческое население, вместе с грекоязычными по преимуществу в ту эпоху Сицилией и Южной Италией, императором-иконоборцем Львом Исавром были изъяты из юрисдикции Рима и переведены в состав Константинопольского Патриархата. Значение остальных восточных патриархов было подорвано христологическими ересями, когда большая часть населения Египта и Сирии отпала от Православной Церкви, а потом и арабским завоеванием этих стран.
В поддержку притязаний Константинопольских иерархов на главенство в Церкви во второй половине XI века был выполнен греческий перевод подложной дарственной грамоты Константина Великого папе Сильвестру – так называемый «Дар Константина» («Donatio Constantini»); на самом деле эта грамота была составлена в Риме не ранее начала IX века. В ней говорится, что император покидает Рим и Италию и переносит свою столицу в Константинополь, потому что он недостоин оставаться подле Римского первосвященника, в дар которому он отдает Латеранский дворец, Рим, Италию и весь Запад вместе с императорскими регалиями. Нелепость этого текста с исторической точки зрения очевидна, но в эпоху создания фальсификата культурный уровень Запада пал так низко, что там смутно представляли реалии IV столетия.
Между тем после великой схизмы 1054 года, в связи с отпадением Римской Церкви от Вселенского Православия, первенствующее место в диптихе Православных Поместных Церквей занял Константинопольский Патриархат. Первенствующее значение Константинопольского патриарха на православном Востоке не только сохранилось, но даже возросло после падения Константинополя в 1453 году. Завоеватель столицы Ромейской державы Мухаммед II признал патриарха Геннадия Схолария главою всех православных подданных Порты – не только в духовном, но и в гражданском отношении. Константинопольские патриархи получили в Османской империи статус этнархов, на этом основании другие православные патриархи на территории Османской империи состояли в гражданском подчинении канонически равному им Константинопольскому патриарху.
Между тем со временем выросло влияние Русской Церкви во Вселенском Православии. В связи с учреждением патриаршества в Москве в 1589 году составлена была Уложенная грамота, под которой на первом месте поставлена подпись Константинопольского патриарха Иеремии. В Уложенной грамоте есть место, в котором воспроизводится идея старца Филофея о третьем Риме. В уста патриарха нового Рима в Уложенной грамоте влагается следующая речь: «Во истину в тебе, благочестивом царе (имеется в виду занимавший тогда царский престол Федор, сын Ивана Грозного. – прот. В.Ц.), Дух Святый пребывает, и от Бога сицевая мысль тобою в дело произведена будет (речь идет об учреждении в Москве патриаршества. – прот. В.Ц.), праве и истинно вашего благородия начинание, а нашего смирения и всего Освященного собора того превеликого дела свершение. Понеже убо ветхий Рим падеся Аполинариевою ересью, вторый же Рим, иже есть Константинополь, агарянскими внуцы от безбожных турок обладаем, твое же, о благочестивый царю, великое Российское царство, третей Рим, благочестием всех превзыде, и вся благочестивыя царствие в твое в едино собрася, и ты един под небесем христьянский царь именуешися в всей вселенней, во всех христианах, и по Божию Промыслу и Пречистыя Богородицы милости и молитв ради новых чюдотворцов великого Российского царства Петра и Алексия и Ионы, и по твоему царскому прошению у Бога, твоим царским советом, сие превеликое дело исполнитца». Конечно, документ составлялся в московской канцелярии, но первое место среди поставленных под ним подписей принадлежит патриарху Константинопольскому Иеремии, который, таким образом, от лица своей Церкви признал правомерность идеи о Москве третьем Риме, как бы впоследствии ни относились к этому учению в Константинопольском Патриархате.
Учреждение патриаршего престола в Москве было одобрено на созванном в 1590 году соборе в Константинополе, в котором участвовали патриархи: Константинопольский Иеремия, Антиохийский Иоаким и Иерусалимский Софроний. На повестку дня естественным образом был поставлен вопрос о месте Московского патриарха в диптихе – ранее этот вопрос не стоял, потому что автокефальный статус Русской Церкви, фактически установленный в 1448 году, не признавался на православном Востоке. В Москве требовали для Русской Церкви третье место в диптихе, вслед за Александрийским патриархом с его громкими титулами 13-го апостола и вселенского судии. Но Константинопольский собор постановил: «Во-первых, признаем и утверждаем поставление в царствующем граде Москве патриарха Иова, да почитается и именуется он и впредь с нами, патриархами, и будет чин ему в молитвах после Иерусалима; а во главе и начале держать ему апостольский престол Константинограда, как и другие патриархи держат; во-вторых, патриаршее имя и честь дано и утверждено ныне не одному только господину Иову, но произволяем, чтобы по нем поставлялись Московским собором патриархи в России по правилам, как началось от сего сослужебника нашего смирения и во Святом Духе возлюбленного брата нашего Иова».
Как видно из этого текста, восточные патриархи не пожелали поставить патриарха Московского в диптихе впереди себя – вслед за Константинопольским патриархом или хотя бы вслед за Александрийским патриархом, как того требовали в Москве. Ему было указано пятое место в диптихе – после восточных патриархов. Между тем, согласно 3-му правилу II Вселенского собора, «Константинопольский епископ да имеет преимущество чести по Римском епископе, потому что град оный есть новый Рим». Таким образом, в основание диптиха ставится политическое значение города, где находится первенствующая кафедра Поместной Церкви. Официальное признание Москвы третьим Римом, содержащееся в Уложенной грамоте, подписанной патриархом Константинопольским Иеремией (если следовать логике отцов II Вселенского собора и IV Вселенского собора, повторившего это положение в своем 28-м каноне – а следовать ей было бы естественно), должно было послужить основанием для того, чтобы отвести Московскому патриарху в диптихе второе место после нового Рима, но этого, как уже сказано, не было сделано. В Москве были недовольны решением Константинопольского собора о месте Русской Церкви в диптихе, но ради мира церковного с ним смирились.
Ныне Вселенская Православная Церковь включает девять Патриархатов. В порядке диптиха это: Константинопольский, Александрийский, Антиохийский, Иерусалимский, Московский, Грузинский, Сербский, Румынский и Болгарский Патриархаты; шесть автокефальных Церквей возглавляются: три – архиепископами: Кипрская, Элладская и Албанская – и три – митрополитами: Польская, Чешских земель и Словакии и Американская. В Константинопольской Церкви признается несколько иной диптих: в нем нет места для Американской Православной Церкви, автокефальный статус которой там отвергается, а Грузинской Церкви отведено место после Болгарской – девятое. Константинопольский диптих употребляется и другими грекоязычными Православными Церквями.
Православная экклезиология не оставляет места не только римско-католической доктрине о наместничестве Христа и непо¬грешимости Римского епископа, но и притязаниям Константинополь¬ских патриархов на особые права во Вселенской Церкви. Вместе с тем в списках Церквей – диптихах, а значит и при распре¬делении мест на соборах в рамках межцерковного этикета каждой Церкви отведено свое место в общем ряду, и это место ее закреп¬ляется твердо; в течение столетий оно может оставаться неизмен¬ным, хотя это место в диптихе, называемое иначе рангом чести, лишено догматического значения, а обусловлено исторически. В основе диптиха лежат разные принципы: древность Церквей, хронологическая последовательность провозглашения автокефалии, политическое значение городов с кафедрами первых епископов.
История образования Поместных Церквей не оставляет возможности для догматизации преимуществ тех или других первосвятительских кафедр. Сами каноны (3-е правило II Вселенского собора; 28-е правило IV Вселенского собора) говорят о политических и, следовательно, исторически преходящих основаниях возвышения престолов. Гражданское положение города определяло, согласно этим канонам, его место в диптихе. В 28-м правиле Халкидонского собора недвусмысленно сказано: «Ибо престолу ветхого Рима отцы прилично дали преимущества; поелику то был царствующий град». Здоровый церковный консерватизм, правда, проявляется в том, что преимущества кафедры могут сохраняться длительное время и после падения политического значения города, как это произошло с престолами восточных патриархов.
Рим отвергал в древности и отвергает ныне политическую обусловленность ранга церковной кафедры. Еще в эпоху церковного единства Востока и Запада западные отцы и епископы Рима основания для преимуществ одних престолов перед другими видели, главным образом – если не исключительно, в апостольском происхождении Церквей. Появление этой доктрины объясняется особенностями церковной истории Запада. Ввиду отсутствия на Западе христианских общин, основанных апостолами, за исключением Римской Церкви, первенствующее положение Римского епископа вначале только на Западе, а потом и во Вселенской Церкви там стали выводить из основания Римской Церкви апостолами, и в особенности первоверховным апостолом Петром, что не бесспорно с исторической точки зрения: на подобном основании было бы естественнее поставить на первое место в диптихе Антиохийскую Церковь, несомненно основанную апостолом Петром. Что же касается христианского Востока, то к нему это западное учение неприменимо: происхождение Коринфской Церкви ничуть не менее почтенно, чем происхождение Церкви Александрийской; между тем Коринфские епископы никогда не претендовали на равную честь с Александрийскими.
Однако общепринятая на Востоке тенденция объяснять церковный ранг кафедры политическим положением города вполне распространяется и на Запад: Рим – это первопрестольная столица империи, Карфаген – столица Африки, Равенна – резиденция Западно-Римских императоров. Таким образом, восточная точка зрения, прямо выраженная в 28-м правиле Халкидонского собора, имеет все основания притязать на общецерковную значимость. Очевидно, что с точки зрения учения, содержащегося в 3-м правиле II Вселенского и 28-м Халкидонского соборов, Московский патриарший престол мог бы быть в свое время поставлен на более почетное место в диптихе, чем он занимает ныне. Очевидно также, что если бы в основании диптиха лежал исключительно хронологический принцип, иными словами, дата основания первенствующей кафедры или дата приобретения Поместной Церковью автокефального статуса, независимо даже от титула предстоятелей автокефальных Церквей, то диптих выглядел бы совершенно по-другому, а для приведения его в соответствие с подобным надуманным принципом потребовалась бы его радикальная ревизия, в результате которой была бы сдвинута с первенствующего места Константинопольская Церковь. Очевидно, что в настоящее время в подобном пересмотре диптиха нет нужды, тем более что само значение диптиха не следует преувеличивать.
Протоиерей Владислав Цыпин
